Де Мариньи поджал губы.

— А теперь они в плену у Гаджа и обречены расстаться с жизнью на рассвете, а две трети ночи уже прошли.

— Да, они, можно считать, покойники, — мрачно ответил Куранес. — Если, конечно, вы не успеете вовремя отыскать их и вытащить оттуда!

— Именно так, — согласился де Мариньи. — И я хотел бы, чтоб вы кое-что для меня сделали — причем очень быстро, чтобы не прошло и часа, как я отправлюсь в путь. Во-первых…

— Мы! — мягко, но вместе с тем решительно поправила его Морин.

— Что? — в унисон удивились де Мариньи и Куранес.

— «Мы» и «отправимся», — сказала Морин. — Ведь ты же не думаешь, Анри, что я отпущу тебя одного в опасные странствия по миру снов? О, я знаю: Искатель ты, а не я. Но если мне суждено потерять тебя… неужели мне тоже придется провести всю оставшуюся жизнь в поисках? — И что-то такое угадывалось в ее тоне, что де Мариньи понял: от спора или уговоров не будет особого толку…

Герон, восстанавливая в памяти почти в точности то же самое, о чем Куранес рассказывал Морин и де Мариньи, добрался до одной нелепой детали их с Элдином подготовки: выбора пиратской одежды и амуниции.

— Вот уж глупость! — расстроенно вздохнул он, слабо покачав головой над черным провалом, уходившим в самые недра мира снов. Веревки крепко удерживали его на кресте, возвышавшемся на самом краю.

Элдин уже некоторое время молчал, погруженный в свои думы, но сейчас вскинул голову и сквозь тьму посмотрел на товарища.

— Что? Ты о чем? — Его рокочущий голос гулко раскатился в ночи. — Наконец-то сообразил, какой глупостью было соглашаться на эту авантюру? Если так, то всем сердцем согласен с тобой — не следовало тебе браться за это дело!

— Мы оба взялись за это дело, — напомнил ему Герон. — Я отлично помню, как у тебя потекли слюни, когда Куранес пообещал нам небесную яхту. Мы поплывем на ней в Ориаб, сказал ты, и поищем там Улу и Уну. Бросим якорь у какого-нибудь чудесного кораллового острова и посвятим целый месяц рыбалке и ласкам. Вот твои слова — в точности.

— А ты готов был на все ради возможности валяться на солнце в собственном дворе, — возразил Элдин. — Сказал: «Я буду сидеть на стене с подзорной трубой и разглядывать корабли из Селефе, как только они будут появляться там, где море сходится с небом. И еще буду высматривать красивых девушек в садах деревень по всему берегу». Вот что говорил ты, распутный бесенок!

— Я имею в виду совершенно определенную глупость, — сказал Герон, — нашу затею с голубем.

— Нет! Хватит об этом! — простонал Элдин.

— Посуди сам, — продолжал Герон, — пираты держат попугаев, а не голубей. Тем более розовых голубей! Это был непростительный промах. Подумай сам: у тебя на плече сидит этот чертов голубь, привязанный за веревочку, а тебе приходится самому каждые пять минут кричать за него: «Пиастры! Пиастры!» Глупость, если не сказать безумие!

— Но признай, что в конце концов он все же оказался очень кстати, — заметил Элдин. — Мы ведь смогли, прежде чем нас привязали к крестам, отправить записку старику Атала. Сейчас в Ултаре уже должны знать, в какую лужу мы с тобой сели.

— Ну, и что хорошего мы с этого поимеем? — уже более спокойным тоном ответил Герон. — Пользы ровно столько же, сколько от крика после того, как сорвался с горы. Вот будь у нас два-три дня в запасе…

Элдин без объяснений понял, что он имел в виду: голуби летают очень быстро, а вот небесному кораблю со спасательным отрядом потребуется гораздо больше времени.

— Гайзерик со своими летунами мог бы успеть, — сказал он, и в его грубом голосе впервые послышалась нотка, похожая на отчаяние.

Герон громко хмыкнул.

— Будь у нас сало, — едко бросил он, — мы бы яичницу поджарили. Вот только яиц бы еще добыть…

— А?

— Если бы да кабы… — пояснил младший из товарищей. — Старина, это ведь уже пустые мечтания — надеяться на то, что к нам сюда заявится Гайзерик. Но в одном ты безусловно прав: этот шанс, как он ни мал, похоже, остается у нас единственным…

3. Зура из Зуры

По правде говоря, Герон был не прав, но вряд ли можно было рассчитывать на то, что он узнает о своей неправоте. Второй шанс как раз в это время мчался в ночном небе над миром снов. Предмет, похожий одновременно и на гроб, и на старинные прадедовские часы, с невероятной скоростью мчался в сторону страны Зуры, туда, где над этим владением смерти, словно гнилой саван, вечно висит смрад разлагающейся плоти.

А немного позже, сбросив скорость Часов Времени так, что они почти ползли в воздухе, де Мариньи понял, что пересек границу здравого рассудка и оказался в области кошмаров. Потому что внизу, раскинувшись на бесконечные мили, лежала чудовищная равнина кренящихся в разные стороны покрытых плесенью менгиров, известная под названием Кладбищенские сады — колоссальный некрополь, где пораженная болезнью земля на всех и каждом участке была вздыблена напором снизу! О да, это была определенно такая земля, где мертвецов нельзя назвать покойниками, а кладбище — смиренным, но де Мариньи сейчас интересовала не страна Зура, а Зура-женщина.

— И где же ее искать? — вслух осведомился Искатель.

— Лежит в какой-нибудь могиле, — Морин поежилась и крепче прижалась к нему, — с каким-нибудь несчастным трупом; если, конечно, ты не разыграл меня, когда о ней рассказывал.

— Это всего лишь слухи, — ответил де Мариньи. — Я рассказал тебе только то, что слышал от других. Но тех, кто на самом деле встречал ее во плоти, крайне, крайне мало, а уж доживших до возможности рассказать о встрече — еще меньше. Она властительница зомби мира снов, госпожа Живой смерти. Все, кто умер особенно страшной смертью, жертвы самой чудовищной жестокости в конце концов должны попасть в Кладбищенские сады Зуры и повиноваться ее повелениям…

— До восхода всего пара часов, если не меньше, — напомнила об очевидном Морин.

— А страна Зура широка и протяженна, — кивнул де Мариньи. — Это я помню. Но Куранес говорил, что эта жуткая принцесса обзавелась небесным кораблем. Так что, возможно, мы и отыщем ее на «Саване II» с командой из ходячих трупов. Потому что, если Герон и Элдин пропали где-то здесь, в стране Зуре, то кого же спрашивать об их нынешнем местонахождении, как не принцессу Зуру, верно?

Морин, наблюдавшая за сканерами, расширила поле зрения, охватив чуть не все глубинные области Зуры. И буквально через несколько секунд с громким шипением выдохнула сквозь зубы. А потом сказала:

— О да, это, скорее всего, и есть корабль Зуры. И название очень для него подходит. Знаешь, он очень похож на Часы Времени; вот только мы движемся, стоя на торце, вертикально, а «Саван II» лежит плашмя, как огромный черный плавучий гроб! Вот он, болтается над этим зловещим городом, прямо посередине.

Де Мариньи подключился своими чувствами к сканерам Часов Времени и сразу же увидел то же самое, что видела Морин: полосу мегалитических мавзолеев, мрачные серые фасады которых, поднимаясь высоко над землей, образовывали крепостную стену города Зуры.

— Зура, — сказал он, кивнув. — Ты совершенно права: этот корабль-гроб с носовой фигурой в виде спрута может быть только «Саваном II».

Затем Искатель просканировал восточный горизонт, над которым уже возник чуть заметный нимб сероватого света.

— Нельзя больше терять времени, — с угрюмой настойчивостью произнес он. — Так что… давай-ка посмотрим, есть ли на корабле Зура, ладно?

Зура действительно находилась на корабле и пребывала в самом черном расположении духа.

Она стояла на носу своего корабля, прямо за красноглазой носовой фигурой, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, и хмуро смотрела вдаль. Принцесса всего, что находилось в ее поле зрения, всех костей, и мумий, и праха, и растрескавшихся саркофагов.

Высокая и длинноногая Зура была одета в выкроенную из одного куска материи одежду, прикрывавшую ее руки, спину, живот и бедра и оставлявшую обнаженным все остальное. Золотые сандалии подчеркивали ярко-алый цвет ногтей на ногах, а широкие золотые браслеты на запястьях как бы скрадывали худобу кистей ее рук и розовый цвет ногтей. Губы у нее были полными и ярко-алыми, точь-в-точь как окрашенные ногти на пальцах ног, — пожалуй, слишком полными и слишком алыми, — и то и дело недовольно выпячивались, а ноздри, трепеща, впитывали смрад, поднимавшийся снизу, из города мертвых, лежавших под килем ее корабля-гроба. Ее тело покрывал тонкий слой густо надушенного масла, которое придавало гордо торчавшим высоким грудям, увенчанным темно-коричневыми сосками, серебристо-молочный отлив.